Степан Мощенко

«По(с)ле чудес»

 

Оправдывая своё желание написать витиевато и с претензией на осведомлённость хотел бы особенным образом отметить, что дискомфорт при чтении текста не обусловлен сложностью смысла или особенностью стиля. «Честная игра моего лукавства» в том, что сей дискомфорт в некотором роде является важным компонентом цели написания этой статьи. И ниже есть ответ на вопрос каким боком целесообразно в этом случае к прочтению отнестись.

Этот текст сформулирован мной для того, чтобы обозначить  позицию, которая основана на собственном толковании, распознанной мной теории и практики. Большая часть теоретического задела почерпнута в лекциях Александра Смулянского, в которых в случае возникшего интереса можно получить гораздо более достоверную и полную версию представления психоаналитической теории. Многое изыскано в текстах Фрейда и Лакана, статьях интерпретаторов.  Терапевтической практикой я занят в методологии Магического Театра и Архетипических технологий (автор Владислав Лебедько).

Категорически не рекомендуется принимать изложенные ниже положения в качестве претензии на истину, я рассчитываю лишь на то, чтобы поддержать крепнущие в Вас подозрения и намекнуть на актуальность обращения к потенциалу психоаналитической теории.

По ходу изложения, будет предложено воспользоваться несколькими психоаналитическими категориями, в виде компактном и не исчерпывающим (и даже не достаточном), но позволяющем на них в представленном теоретическом построении  каким то образом опереться.

Современный терапевтический ландшафт

К нашим дням, терапия тела и души, и забота о высоте проявлений духа тоже, заручились поддержкой необыкновенно многообразного массива подходов. Под натиском усердия страждущих если не исцеления, так хотя бы облегчения, массив не замедлил  превратиться в месиво, в котором наиболее популярными стали мотивы интеграции на всякий лад.  Многочисленные герметичные и сакральные традиции оказались вырванными из исторически-культурного контекста своей многовековой реализации и выброшены в широкий тираж низкопробного употребления. За некоторое время до, Человек, отказавшись от Бога, вручил себя в руки Умников, которые подумав, отказали ему и в нём самом. Потерявшись окончательно в какофонии причитаний и вычурности разноцветных афиш, Человек оглох и ослеп, но самое главное отупел - потерял привычку, и вообще способность трезво мыслить. Звучит так, как будто бы когда то это было по-другому, однако для данного послания не так важно как было, сколь важно, как есть. Также, обращаясь к контексту происходящего в поле терапии, требуется учесть ориентированность на продажу. Терапевт отмечен виной. За то, что удовлетворяет запрос, он берёт деньги. Значит, должен трудиться, должен причинять, и чем более явным будет эффект тем лучше. Нынешняя паства хорошо платит за быстрый и ощутимый результат. Нельзя не отметить наличие терапевтических подходов, заявляющих в той или иной части позицию, идущую вразрез общепринятым тенденциям. Однако критический взгляд обнаружит эпизоды претензии на исключительность метода, как подтверждение общей картины. Итак, в наши дни мы имеем занятную возможность наблюдать клинические этюды общества потребления, в различной степени художественной ценности рамках: от состаренных патокой эзотерики до новодела поблёскивающего научностью и одобренного минздравом.

Виртуальность реальности

Адресуя статью подозревающим терапевтам, хочу обратить внимание на очевидную под определённым углом зрения вещь: все многочисленно-многообразные терапевтические подходы и методы имеют причиной своего существования одну единственную предпосылку. На уровне терапевтической теории предпосылка приобрела статус аксиомы, не подлежит усомнению, и в общем виде формулируется как образ «совершенной формы». Целостность, здоровье, счастье, нравственность, гармония, любовь, осознанность, миссия, реализация, пробуждение, просветление, развитие, вселенная, существование, природа, естественность – вот некоторые конкретизированные заклинания расхожих афиш, призывающих таки достичь уже (часто с гарантией!) цель. Вся риторика психологии, психотерапии, духовных и эзотерических практик подведомственна этой центральной для человека грёзе. Чаяния заинтересованной публики с готовностью принимают всеобъясняющие системные матрицы, психосоматические, интегральные и ещё Бог весть какие взаимоотношения непротиворечиво объясняющие связь «всего со всем и на всех уровнях». Важно отметить всеобъемлющий принцип терапии – суггестию. Взаимосвязи сочиняются на импульсе внушения, поэтому всё вышеперечисленное и «работает». Только реальность такого «срабатывания» носит сугубо виртуальный характер. Сделав переход на психоаналитические категории можно сказать, что человеческая реальность расположена в Воображаемом и Символическом.  Далее пользуясь термином «человек» я буду рассчитывать на перегруженность этого слова гуманистическим смыслом, а использование определения «субъект» будет принимать в расчёт работу бессознательного.

Воображаемое

Воображаемое – это царство грёзы об идеальной форме. Грёза Юнга – самость; Уилбера – какого-то цвета кентавр, или ещё кто … ; другая, не помню чья, – пробуждение, ещё – недвойственность, осознанность и т.д. Этот ряд «манков-морковок» с одной грядки в огороде взращивания идеала целостности с одним большим овощем «Эго», занимающим привилегированное положение, конечно. Образ выделенного-целого настигает субъект на стадии зеркала. Встреча с собственным отражением поддерживает такую нужную иллюзию возможности быть автономным и промеж себя согласованным, это возможность обрести своё я. Способность вообразить себя – это действительно вопрос существования человека, поэтому реальность его – виртуальная, создаётся исключительно этой силой. Мы вынуждены прилагать недюжинные усилия, чтобы сохранять «хорошую мину». Ведь даже наше тело держится в совокупности частей только этим. У организма нет объективных причин сохранять целостность формы и слаженность работы. Так происходит в силу случайности, которой мы волюнтаристски присваиваем статус закономерности. Лакан, к примеру, заключает вывод отсутствия функции органа для организма, с соблюдением строгой логики получается, что как-бы тело прицеплено к органу и как-бы болтается «не пришей рукав», что называется, никак автономный орган не обуславливая (психосоматикам на заметку). Через призму трезвой психоаналитической мысли попытки сочинения связей между уровнями восприятия, сами эти уровни восприятия, проекционность  проявления на разных этих уровнях, и прочие очевидные фантазии взаимосвязей выглядят смехотворными. 

Итак, на полном серьёзе терапия работает в реальности виртуальной подведомственной Воображаемому и под инъекцией внушения, подведомственного Символическому.

Символическое

Заговорив, человек совершает необратимый бросок из Природы в Культуру. Перенимая речь, субъект форматируется под предустановленный порядок Символического, и далее «проговаривается языком». Закон языка (Отца) детерминирует не только речевые высказывания субъекта, но и любые его действия. Само существование субъекта предъявляется только в средствах языка. «Вначале было слово» - так обозначена причина появления субъекта. С одной стороны, заданная структура языка даёт иллюзию возможности говорить и действовать, но с другой, обрекает на провал.  Субъект не способен к артикуляции ровно им подразумеваемого, он пользуется средствами языка, которые неизменно предъявляют добавочный, излишний смысл. Погружаясь в язык, Субъект обрекает себя на постоянное повторение неудачи, но это единственная уготованная его существованию судьба.

Бессознательное

Необъяснимые «разрывы», логические сбои, «неудачи» в речи пациентов Фрейда, позволили ему констатировать  факт наличия Бессознательного, что послужил отправной точкой психоаналитической теории. Форма речения неизменно НЕ демонстрировала  НЕ прерывания. Понятие «Бессознательное» призвано именовать неустранимые речевые разрывы. Как отметил Лакан, термин мог быть и любым другим, при том, что особенностью использования именно этого слова можно выделить негативный смысловой окрас. Фрейд наградил своё открытие смысловой нагрузкой «от обратного».  Бессознательное – это не объект, это не резервуар вытесненного, не склад архетипов,  это вообще не любая такая вещь, которую себе можно представить и описать. Бессознательное – это логически выверенное допущение, благодаря применению которого, появляется возможность иметь ввиду несовпадение акта и содержания высказывания (Зазор между сказанным и высказанным).  Старая еврейская шутка Фрейда для иллюстрации: «Зачем ты сказал, что едешь в Краков так, как будто ты едешь во Львов, хотя на самом деле едешь в Краков?».

Реальное

Расположено близко к значению Бессознательного Фрейда. Реальное, также можно обозначить только ходом от обратного. Это то, встреча с чем не состоялась. Нечто ускользающее от любого рода восприятия и наименования. В случае, если Это представлено, то оно обернулось образом в регистре Воображаемого, а если Оно, далее, названо, то обрело место в структуре, задаваемой Символическим (языком). Реальное – это так же, скорее, принцип, помечающий неустранимый сбой, расщеплённость Субъекта.

Желание

 «Желание, эта центральная в любом человеческом опыте функция, не есть желание чего-то именуемого». Желание сексуировано, это природное половое влечение, связь с которым безвозвратно прервана. Претерпев смещение, Желание, как фактор бессознательного, обнаруживает себя в эротизированной по сути реализации любых явных (проименованных) Потребностей. Там где Потребность удовлетворяется на безопасном от тревоги расстоянии о проявлении Бессознательного речи не идёт. Однако, каждая попытка комфортного обустройства встаёт в очередь потерпеть крах под силой натиска и особенностью Желания упомянутой выше (реально работает стремление повторить Неудачу, вот почему оно берёт верх). В точках повышенного градуса дискомфорта даёт о себе знать Реальное. Сокращение дистанции с собственным Желанием влечёт скандал, вызывает конфликт вины и срабатывание механизмов сопротивления. Так, обращая внимание на  конфигурацию линий вытеснения,  можно к исследованию истины Желания подойти. А наблюдая за своей успокоенностью и удовлетворённостью можно обнаруживать эпизоды собственной пропажи, полную «вписанность» в одномерную функцию Символического порядка, в смерть или Воображаемую иллюзию «полной» жизни.

Топика Лакана

Три регистра Реальное-Воображаемое-Символическое, модель функционирования Субъекта. Регистры вплетены друг в друга и не существуют по отдельности. 3-ёх частную топику Лакан иллюстрирует отношением колец Борромеева узла – каждое кольцо сомкнуто с двумя другими, при разрыве одного распадается вся конструкция (т.е. два других друг с другом не сцеплены). Темпоральная картина (последовательность проявления) такова: изначально причинённая травма расщепления (Реальное), компенсируется идеалом сконструированным на Стадии Зеркала – тем самым образом «совершенной формы», наличие которого поддерживает регистр Воображаемого, далее Субъект детерминируется порядком языка, подвергаясь власти символа (Закон Отца /Эдипов комплекс). Получаем каркас функционирующей топики. Пока не рассматриваем другие её элементы: объект а (сердцевина между 3-мя кольцами – источник Желания) и симптом (ленточка, обвивающая все 3 кольца).

Анализ vs Суггестия

Терапевт принимает за чистую монету заявку пациента, и на полном серьёзе рассчитывает на состоятельность методов преследования идеала хорошей формы. Упорство в Желании даёт возможность занять альтернативную позицию, которая учитывает работу Бессознательного. Цель психоанализа – присвоение симптома или признание неразрешимости. Терапевт работает с Потребностью, смысл предъявления которой и есть разрыв дистанции с Желанием. Аналитик (если таковые есть, как оговаривается Лакан …) фигура гораздо менее однозначная, потому что он учитывает и работу своего Бессознательного и отдаёт себе отчёт в перспективе сознательных причинений. Терапия не в курсе принципов функционирования Символического, поэтому не способна верным образом оценить ситуацию «использования» языка. Терапия в упор не видит тотальной подверженности любого метода единственной и хлипкой на поверку надежде на хорошую форму. Терапия потакает и сочувствует  человеческому заблуждению, оставляет лишь малость пребывания в иллюзии. Терапевтический акт – это воображаемое решение, воображаемой проблемы. Психоанализ даёт нечто дополнительное такое, что позволяет обнаружить расположение сущего из альтернативной точки наблюдения.

Судьба Традиций и угода современности

Форма акта высказывания не совпадает с содержанием, эта неустранимая  разница констатирует работу Б. Поэтому, в психоаналитическом ключе, Субъект равен Субъекту Бессознательного, т.е. Субъект полностью Б обусловлен. Признанию чего его «сознательное» активно сопротивляется. Разнообразие и гибкость механизмов сопротивления важно иметь ввиду. Взглянем для примера, как работа сопротивления проявила себя на судьбе психоаналитической теории. Аудитория Фрейда не поняла, не приняла, а далее вычитывала из его учения удобный смысл, прописав психоаналитический метод на территории терапии. Так получилось, что Фрейд сообщил импульс зарождению и развитию большинства современных способов ухода от знания о Бессознательном. Именно так представляет себя любого рода терапия, и именно таким образом подтверждается  правота Фрейда. Повторяет судьбу наследие Лакана. С ним пытаются сделать то, от чего Лакан прямо предостерегал – пытаются понять, вычистить из текстов конфликт сказанного «под» строками, чтобы справиться с тревожностью, которая при чтении детонирует. Вообще, примеры Фрейда и Лакана дают право заподозрить, что не все традиции, на которые нынче так рьяно рассчитывает обыватель, изначально настолько беззубы и бестолковы. Возможно, это такая угода современности , и то, о чём наиболее громко сейчас говорит психоанализ успешно выхолощено в подходах, ставших напрочь терапевтическими. Похоже на то, что психоаналитическое знание уже «запрошено» для компенсации далеко зашедших последствий масштабных завоеваний обыденного сознания.

Ставки и раскрутка Реального

Особенностью, обосабливающей психоанализ, является применимость психоаналитического метода к психоаналитическому процессу. Желание аналитика причастно его практике. В аналитическом ключе следует рассматривать и сам подход, как такой же способ от Желания ускользнуть. Другими словами, в случае, когда Субъект использует психоаналитическое знание,  он его использует всё для того же, для чего использует и любое другое – для того, чтобы нечто важное (имеющее отношение к Реальному) не знать. Отличительная черта аналитика в том, что аналитик способен характер этой диспозиции присвоить.  «Или наша практика ошибочна, или мы признаём это», - так заострил парадокс работы с Желанием Лакан.

Поэтому моя гипотеза как Субъекта, вообразившего себя практикующим терапевтом, не имеет ни логических, ни этических преференций по отношению к гипотезе причастности моей теории к психоанализу. Или я ошибаюсь, или признаю это. Лично для меня взамен противопоставления терапии и психоанализа стало более уместным использовать преимущества психоаналитического подхода представляющего более полную фабулу. Т.е. если отдавать себе отчёт в наличии пусть и не доступной прямому восприятию Реальной ситуации, то появляется возможность сделать ставки в Воображаемом и Символическом, таким образом, чтобы барахтанье в терапевтическом процессе обернуть эффектом, обратным удовлетворению Потребности, - упорством в Желании.